А если Бог есть, что тогда? Ничего не дозволено, или дозволено лишь то, что указано в неких инструкциях: «Перед употреблением взболтать», «Стой! Запретная зона» и пр.
Казалось бы, какое дело до этих рассуждений нам – людям циничного, в сущности – атеистического века, не верящим ни во что, кроме ценности доллара, вечности классовой борьбы, да еще, может быть - в черную кошку и сглаз.
Но, во-первых, многие из нас называют (а некоторые искренне считают) себя верующими в Бога.
Не знаю, как вам, а мне по жизни с воцерковленными сильно не везло. Не то, чтобы все истово верующие из числа моих знакомых (есть в высшей степени достойные люди), но многие, очень многие производят впечатление особ (мягко говоря) не слишком нравственных. И чем истовее во внешних проявлениях их вера, тем больше в их нравственности замечается изъянов.
Вот пример, который можно считать хрестоматийным: один мой знакомый – очень состоятельный человек, у которого мне одно время пришлось поработать по найму. Фамилии его я называть не стану, поскольку ко всем прочим своим достоинствам, этот гражданин еще и склонен к сутяжничеству. А у меня от судебных разбирательств живот, простите, пухнет. Так что обойдемся без фамилии. Но имя мы нашему герою дадим, назовем его Николам Васильевичем.
Внешне Николай Васильевич – само благолепие: тихий, скромный, глаз не поднимет, голоса не возвысит, на каждый угол молится, все посты блюдет. И не только сам блюдет, но и сотрудников призывает. Помню, как-то нам случилось вместе пообедать в ресторане. А дело было в среду в постный день. И надо же такому случиться, что рука моя сама собой потянулась к румяному пирожку с мясом. Мне бы выплюнуть скоромину эту, а я дал слабину – проглотил. Нет, Николай Васильевич не запустил в меня тарелкой и даже вилку в грешную мою руку не воткнул. А лишь поглядел на меня страшными глазами и тихо спросил:
-- Бога не боишься?
Я чуть не подавился от неожиданности. Думал, может я шефу на ногу наступил случайно. Но Николай Васильевич внес ясность:
-- Раз оскоромишься, два оскоромишься и попадешь в Геенну огненную.
-- За такую мелочь? – не подумавши, ляпнул я.
-- Для Бога мелочей не бывает, - безапелляционно заявил Николай Васильевич.
Спорить я не стал, но внутренне усомнился. Это что же получается: за пирожок с мясом и (допустим) хищение в особо крупных размера - одно наказание? Но вскоре я позабыл о своих сомнениях, поскольку уж больно ладно вокруг Николая Васильевича было все устроено.
И в аппарате у него все – скромняги, особенно девушки: ни брюк, ни дерзких вырезов, ни легкомысленных юбочек – строгий монастырско-канцелярский стиль. А в выходные дни - всем коллективом – по монастырям. Многим нравилось.
Короче говоря, трудиться бы мне в этой обители благочестия да радоваться. Но тут наступил долгожданный день получения первой зарплаты. Зашел я к Николаю Васильевичу в кабинет, а он за массивным письменным столом серьезный такой сидит и, на меня не глядя, конвертик мне по столу – швырк. И, величаво так:
-- Я Вас не задерживаю.
Ну я и пошел, раз не задерживают. Но, выйдя из кабинета, решил все-таки пересчитать деньги, они, как известно, счет любят. Пересчитал и прослезился – пары тысяч не хватало. Но, что же теперь поделаешь, не станешь же врываться к солидному человеку в кабинет с криком: «Караул! Обсчитали»! Утерся и ушел. Но зарубку себе на памяти сделал.
Через месяц вновь наступил день зарплаты, и снова я оказался в отделанном дубовыми панелями кабинете начальника. И опять, не глядя на меня, Николай Васильевич швырнул мне конвертик.
-- Я Вас не задерживаю.
Но тут уж я задержался и, не отходя от стола, пересчитал купюры. Вы не поверите, но в конверте, как и в прошлый раз, не хватило нескольких купюр.
-- Не хватает трех тысяч, - бесстрастно заметил я.
-- Неужели? – сделал круглые глаза Николай Васильевич.
-- Можете пересчитать, - предложил я.
-- Нет, что Вы, я Вам верю.
С этими словами он достал бумажник и вытащил оттуда недостающие деньги.
-- Получите,- без извинений протянул он их мне.
У Николая Васильевича после этого случая, я проработал еще с полгода. И каждый раз, приходя за зарплатой, я в его присутствии пересчитывал деньги и, каждый раз, их оказывалось меньше, чем полагалось.
Недостачу Николай Васильевич возвращал безропотно, но ни разу не извинился при этом, и даже не покраснел.
-- Получите, - спокойно говорил он и отдавал недостающие купюры.
Как-то я решил поделиться этой неординарной особенностью шефа с одним из сослуживцев. Тот нимало не удивился и сообщил мне, что у Николая Васильевича такой обычай – обсчитывать сотрудников. И все, кроме меня, делают вид, что ничего не замечают.
-- А, зачем это ему? - наивно поинтересовался я, - Он же богатый человек – миллиардер!
-- Копейка рубль бережет, - без тени юмора ответил мой собеседник, - Зато жертвователь какой: недели не проходит, чтобы он не перечислил на богоугодные дела кругленькой суммы. Широкой души человек!
С Николаем Васильевичем мы не сработались. То ли его раздражала моя манера пересчитывать деньги в его присутствии, то ли он так и не смог смириться со съеденным когда-то скоромным пирожком, но при первой возможности он подобрал другого специалиста на мое место. Должен признаться, что расстались мы к обоюдному удовольствию.
Однако, человек этот так и остался для меня загадкой. Судя по всему, он искренне верил в Бога и наверняка помнил все заповеди, в том числе и «не укради». И он, скорее всего, не лицемерил, говоря, что для Бога нет мелочей. Уж больно гневный у Николая Васильевича тогда был взгляд.
Как это совместить с мелкими, но регулярными кражами денег у сотрудников? Неужели он надеялся замолить этот грех низкими поклонами и частыми пожертвованиями?
А грехи покрупнее (выражаясь языком УК: «в особо крупных размерах») он рассчитывал компенсировать «особо крупными размерами» пожертвований?
Если так рассуждать, получается парадоксальная картина: если Бога нет, то все дозволено.
А если Бог есть, то все позволено. По крайней мере тем, у кого есть время на молитвы и средства на пожертвования.
Что есть Бог, что нет Бога - легионы николаев васильевичей ведут и будут вести себя совершенно одинаково: воровать, врать, изворачиваться и гадить ближнему. Впрочем, они и дальнему нагадят с удовольствием, если дотянутся.
А как же те две вещи, что поразили воображение Иммануила Канта: звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас? Нет, со звездным небом пока все в порядке. А вот с нравственным законом… Где он? И как соотносится этот нравственный закон с верой в Бога? С постоянной заботой о спасении души – заметьте, своей собственной души.
И вдруг меня осенило: все эти николаи васильевичи – они же чистые души, почти как папуасы Новой Гвинеи до их знакомства с цивилизацией. Они искренне убеждены, что все имеет свою цену, как на этом свете, так и на том. Что если не самому Богу, то кому- нибудь из Архангелов, определенно можно «позолотить ручку», и дело сделано – душа будет находиться в максимально комфортабельных условиях, соответствующих уровню хорошего пятизвездочного отеля. Кто сознательно, кто бессознательно, но они верят в это!
А наше государство поддерживает всех этих солидных господ в их примитивных суевериях. Как там у Пелевина: «Солидный господь для солидных господ». А для несолидных господ: смирение, смирение и еще раз смирение. Сословному обществу – сословная религия.
Похоже, мы приплыли в такое замечательное общество, где власть гарантирует деньги, а деньги гарантируют спасение души.
Правда, в истории такие времена уже были, назывались они «темными веками». Но, говорят, течение исторического времени ускорилось, и у нас есть шанс обойтись «темными десятилетиями». Есть шанс пережить. И передать детям то, что отличает нас от всех этих «солидных господ» - умение жить , любить и верить безвозмездно.
